На территории Запсибкрая «откочевники» столкнулись не только с социальными, но и с традиционно-культурными катаклизмами. Например, с нарушением обычая «кунакасы». Согласно ему, каждая казахская семья обязана была накормить явившегося к ним в аул путника. За исключением старообрядцев почти все русские поселенцы оказывали казахам гостеприимство. Теперь же получить им в Сибири не питание, а разовое нищенское подаяние было редкостным счастьем не только в сибирском селе, а даже у оседлых соплеменников. Ушли в небытие понятия о традиционных продуктах питания - мясо-молочной пище кочевого народа. На чужбине казахи забыли о копченостях из конины и баранины, о кумысе и шурбате (напиток из верблюжьего молока), об айране (простокваше), катыке (заквашенное молоко), о приготовляемых из молока таких продуктах, как курт (кислый сыр), иримчик (творог), каймак (сбитые сливки), май (масло), о лакомствах типа коспа (халва), баурсак (кусочки обжаренного в масле теста), сомса (лепешки с мясом и луком), об обычных горячих блюдах - казахша-ет (вареное в котле мясо), бесбармак (то же с мучным добавлением), сорпа (мясной бульон), коже (каша из проса), джасмык (каша из чечевицы), о постоянном напитке - чае. Об этих продуктах пришлось забыть. В Сибири казахи стали добывать пищу из скотомогильников. В Сибири «казаки» нищенствовали группами. При этом приняли широкие размеры кражи, грабежи, отбирание хлеба у граждан не только на улицах, но и в квартирах, куда они заходят по 5-8 человек, требуя снабдить их хлебом. Столовые Славгорода переполнены нищенствующими «казаками», которые подбирают хлебные крошки, вылизывают тарелки, а иногда прямо отбирают пищу у столующихся. Места скопления «казаков» - столовые, выгребные ямы, откуда подбирается все подряд вплоть до гнили, чтобы тут же отправить в рот. Запредельной гранью нищеты и беды являлось обстоятельство, когда голодные, совершенно обессилевшие казахи-мигранты просили местных жителей, чтобы те выкопали могилы для захоронения своих умерших сородичей, не вынесших испытания на чужбине, где их труд оказался никому не нужен, а жалость к ним давно улетучилась. Тем не менее, новосибирские историки отмечают, что казахи, в том числе женщины, люди трудолюбивые, привыкшие к почти круглосуточной, постоянной и тяжелой работе в суровой степи. Казахские дети сызмальства старались приносить пользу (топливо собирали, помогали пасти скот, за молодняком ухаживали и готовили пищу). Образ жизни не позволял старикам-аксакалам заканчивать жизнь, ничего не делая. Казахи никогда не считали нищенство своим образом жизни и шли на это под гнетом обстоятельств, когда совсем не оставалось возможности добыть пищу, чтобы не умереть. Ценились в Новосибирске казахские силачи, готовые показать свою удаль в работе и выполнять самые тяжелые трудовые нормы. Шла слава о казахе Карабае, и когда потребовалось подтвердить его пролетарское происхождение, то многие работавшие с ним поспешили поддержать силача. Сохранилось такое свидетельство: «Я, Киселев Петр Федорович, работаю при бане завода горного оборудования с 17 октября 1931 года, даю характеристику о нацмене товарище Коробае. Я с Коробаем работал на ломовой лошади. И Коробай к работе относился очень хорошо и даже в начале при работе на ломовой мы поднимали ему на спину несгораемую кассу весом 25 пудов». Казахи нанимались на такие работы, на которых из-за тяжелых, вредных для здоровья условий труда, зачастую низкооплачиваемого, всегда был дефицит рабочих рук и текучесть кадров. Им предлагали заниматься добычей озерной соли, косьбой камыша, вывозом нечистот. На Михайловском содовом заводе работа прекращалась с наступлением зимы. В колхозах вообще принимали только на сезонную работу - сенокос, посевную, уборочную страду.